Рутцен, Николай Карлович фон

Рутцен, Николай Карлович фон

— "Нестор Курского губернского земства"; род. 4-го ноября 1826 г. в г. Орле и детство свое провел в семье; отец его, поручик Карл фон Рутцен и мать Ольга Николаевна, урожденная Потемкина (род. 1799), жили в деревне, в сельце Костюрине, около г. Малоархангельска, а зимой — большею частью в Орле; как Р., так и его брат и две сестры воспитывались и учились дома, для чего родители старались отыскивать лучших учителей русских и иностранных. Р. с большим удовольствием вспоминает о своем учителе математики Василии Петровиче Петрове, который сумел заставить его любить математику, а также о священнике Сидонском, который давал ему уроки и Петербурге.

В 1842 году Р. поступил в Московский Университет, на Математический Факультет, откуда и вышел кандидатом в 1846 году. Все время университетской жизни он охотно занимался математикой, деятельно посещал лекции, записывал их и благополучно сдавал экзамены. Будучи студентом, Р. почти все время жил у профессора Т. Н. Грановского, влияние которого отразилось на характере и идеях Р. Общительность, приветливость и доступность были крайне развиты у Рутцена.

Вскоре по выходе из Университета, Р. потерял свою мать, причем на его руках остались две молоденькие сестры, брат и 1000 душ крестьян в Орловской губернии (в имении матери), на которых лежали такие огромные и просроченные долги казне и частным лицам, что почти равнялись стоимости имения. При таком положении о какой-нибудь деятельности для себя лично Р. не смел и думать, хотя его сильно влекло в Корпус путей сообщения — по его страстной наклонности к механике, которой он занимался в промежуток между делами по имению у известного академика и профессора Пафнутия Львовича Чебышева. Встретясь в это время где-то в обществе с Р., Ив Серг. Тургенев спросил его, чем он занимается в деревне: Р. отвечал, что он "описывает свои имения", — и хотя ответ этот показался не совсем ясным Тургеневу, это выражение вполне характеризовало тогдашнюю деятельность Р., так как тогда он был занят изучением своих владений и их экономического состояния. В то же время Р. сам готовил своего брата в Университет, ездил с сестрами для их уроков и разъяснения в Москву и в Петербург. Он окружил их заботами и, любя их всей душой, пользовался взаимно их безграничною привязанностью и преданностью. Сестры готовили часто про Р., что во всей его жизни не было ни одного промежутка, когда бы он не был кем-нибудь особенно любим. Одним из любимых занятий Р. и в то же время средством для отдыха была охота, которой он предавался с полным увлечением в промежутках между делами; своим учителем и деле охоты он считал известного охотника Ивана Михайловича Казакова (соседа и приятеля его отца).

Общественная деятельность Р. по выходе из Университета началась с того, что он был избран почетным попечителем Рыльского Уездного Училища и в этой скромной роли стремился быть полезным делу народного образования; уже тогда, в 1850-х годах, он составил проект преобразования уездных училищ (ввиду их разобщенности со всей системой воспитания) в прогимназии, которые каждому открывали бы путь к дальнейшему образованию и давали бы возможность жителям уездных городов воспитывать детей в самом нежном возрасте у себя, дома. Проект этот Р. докладывал и устно, и письменно бывшему в то время Товарищу министра народного просвещения князю Ширинскому-Шихматову, который, однако, отвечал ему на это лишь, что правительство "в существующем порядке руководится высшими соображениями". В это же время Рутцена занимал один его проект, которому он придавал огромное общественное значение, — "проект перевозки грузов по снегу и по льду посредством парового двигателя"; его увлекала, между прочим, и простота исполнения; он рассчитывал, что это доставит России неисчислимые выгоды, сделав общедоступными все лесные и другие богатства северо-восточной России, казенные и частные.

Проект этот был им вполне разработан дома и за границей и был напечатан в "Промышленном Листке" и отдельными брошюрами в Москве и Париже — в "Génie Industriel". Р. имел привилегию на этот способ перевозки, который был им представлен на обсуждение в Академию Наук и, несмотря на то, что это составляло его idée fixe почти до конца его жизни, проект остался неосуществленным, — сначала за недостатком у него свободных средств, потом за охватившей его общественной деятельностью, а наконец за недостатком здоровья и энергии.

Хозяйство свое Р. мало-помалу привел в порядок и, вступив в брак в 1856 году, предложил своим дворовым свободу; ею воспользовались все мастеровые и молодые люди, старики же и немощные остались; многим он дал оседлость (земли), а другие до смерти остались на его попечении; прислуга же с 1856 года была уже вся нанятая. В имении своего отца при с. Покровском, Фатежского уезда, где Р. жил последнее время, не удалось отклонить крестьян от решения взять дворовый надел, и они все время находились в опеке у Р.

В 1857 году, 20-го ноября, были опубликованы, как известно, первые рескрипты, касавшиеся освобождения крестьян. Р. прочел об этом на Почтовой станции в Туле, в декабре, на пути в Москву; в полчаса у него созрел проект о выкупной операции крестьянских наделов. Проект выкупа земли для крестьян давно уже занимал Р. и был им уже составлен и представлен, кажется, в Опекунский Совет, вскоре по выходе из Университета.

Как ни рвался Р. к общественной деятельности, ввиду открывавшейся в то время новой жизни, давно ожидавшейся, но все его попытки и желания попасть по выборам или по назначению на службу крестьянскому делу оставались безуспешными.

В начале 1858 года Р. уехал из Москвы в Орел — на Дворянское собрание, состоявшееся для поднесения Государю адреса, и, участвуя по 4-м уездам: Орловскому, Мценскому, Болховскому и Малоархангельскому и переходя из одного в другой, старался содействовать тому, чтобы от Орловской губернии поднесен был так называемый "безусловный" адрес, т. е. адрес с заявлением о желании освобождения крестьян с землею.

Вслед за тем в 1858 же году происходило Дворянское собрание для выборов членов в Губернский Комитет по крестьянскому делу, по одному от каждого уезда. Р. страстно желал попасть в Комитет и не скрывал своего желания, но в уезде были определенные на этот предмет взгляды, партии и готовые наперед кандидаты, и, несмотря на все свое желание, Р. к крайнему своему прискорбию, не попал в Комитет ни от дворян, ни от правительства; тем не менее, это не охладило его желания, и по окончании Орловских выборов он сожалел, что продал имение жены в Ефремовском уезде, так как иначе сейчас поехал бы баллотироваться в Тулу. В 1860 году Р. был выбран в Орловское губернское Дворянское собрание для поверки земских сумм от Орловского уезда. Тут, собственно, он в первый раз вступил в общественную жизнь; депутаты, по его инициативе, доложили общему собранию дворянства, что отчетность находится в хаотическом беспорядке. Вследствие этого доклада, по ходатайству Орловского дворянства и с разрешения Министра внутренних дел, открыта была комиссия для поверки расходов земства Орловской губернии и для составления предположений об изменении правил поверки расходов сумм земского сбора; в состав этой Комиссии должны были войти депутаты по одному от каждого уезда. Из всех депутатов для этой поверки явилось в Орел только двое: H. B. Карташев от Малоархангельского уезда и Р. от Орловского. Остальные 10 все отказались под разными предлогами. Но и вдвоем, работая усердно над этой поверкой, они открыли много беспорядков и злоупотреблений, о которых Р. писал в "Современной Летописи" "Русского Вестника" в начале 1861 года, в № 7, 11 и 23, за подписью "Депутат от Орловского уезда по поверке земских сумм", и о которых они доложили Орловскому Дворянскому собранию. Среди этой работы застало Р. назначение его в мировые посредники в Малоархангельский уезд, в июле 1861 года, куда он прямо и был назначен Орловским губернатором, графом H. B. Левашевым. Сочувствуя всей душой освобождению крестьян от крепостной зависимости и улучшению их быта, Р. во всей своей деятельности мирового посредника неуклонно и неотступно преследовал эту цель, служа ей всеми своими силами. Ему удалось сохранить порядок в своем участке, не прибегая ни разу к помощи военной силы: ему удалось сделать удобные для крестьян разверстания, провести некоторые меры, полезные для крестьян, благодаря сильной поддержке председателя Орловского по крестьянским делам присутствия, Орловского губернатора графа H. В. Левашева и членов от правительства: А. Д. Карпова и А. И. Нарышкина. Так, по письму Р. князь Меньшиков в своем 2-м участке Малоархангельского уезда дал полный надел крестьянам и отдал им землю в аренду; равным образом, по письму же Р., простил им старую недоимку и помог деньгами после пожара. По ходатайству Р. княжна Голицына выдала своим крестьянам за деньги много рекрутских квитанций, избавлявших от рекрутства. Р. также ходатайствовал, чтобы квитанции эти правительство зачло за службу; это вызвало общее распоряжение, — и квитанции, выданные помещиками, были зачтены по всей России. В имении князя Куракина Р. устроил волостной банк, написав сам для него Устав; банк этот имел большие обороты и под контролем Р. шел отлично. В участке Р. возникали училища, часто он посещал волостные суды и направлял их деятельность. Словом, он усердно служил крестьянскому делу.

Имея в виду интересы крестьян, Р. служил им самоотверженно и подчас вызывал недовольство помещиков, находивших, что он мало защищает их интересы. Однако, упреки эти были несправедливы, так как Р. никогда не допускал пристрастия в чью-либо сторону. Когда затем граф Левашев назначил Р. исправлять должность члена Губернского по крестьянским делам Присутствия по болезни Карпова, Р. взял на себя работу по отделу разрешения выкупных сделок и подвинул его в самое короткое время. Общие приемы всегда помогали Р. в успехе дела и здесь, а так как разрешение выкупных сделок постоянно задерживалось за несоблюдением разных формальностей, он напечатал общую форму, со всеми необходимыми вопросами, которую и разослал всем мировым посредникам: стоило только поставить в каждую графу ответ, — и выкупная сделка была правильно составлена. Таким образом, и тут он споспешествовал скорейшему, столь желаемому окончанию всех обязательных отношений.

В 1864 году открылся учредительный Комитет в Царстве Польском, Долго исправляя должность от Правительства в Губернском по крестьянским делам присутствии, Р. отстал от дел своего участка, а так как место члена от Правительства, за смертью Карпова, было предложено графом Левашевым г-ну Ратынскому, то Р. и задумал перейти в Польшу, где Правительство желало наделить крестьян землею. По приезде Р. в Варшаву, он получил место Председателя Калишской Комиссии. И здесь Р. служил с тем же рвением, как и в Орловской губернии. Работая над устройством быта Польских крестьян, с широкими полномочиями, он мог идти в том направлении, которому всегда горячо сочувствовал и которое твердо поддерживало Правительство в лице своих лучших представителей тогдашнего времени: H. А. Милютина, Я. А. Соловьева, князя В. А. Черкасского, В. А. Арцимовича и др.

В Калишской Комиссии Р. всевозможными средствами избегал, при разверстании, помощи военной силы, находя это плохим средством знакомить народ с монаршею милостью; Калишскому военному начальнику не удавалось никуда проехать с казаками без того, чтобы Р. или не остановил его, или не отправился с ним туда же. Войска не могли быть введены ни в одно селение без ведома Председателя Комиссии, и много раз его личное присутствие на месте разрешало дело мирным путем. Бывали дела очень сложные, но, благодаря поддержке Учредительного Комитета, они всегда разрешались в смысле улучшения положения крестьян.

Первый Правильный рекрутский набор, между прочим, прошел при Рутцене в полном порядке. Для Польских панов он также старался как можно скорее разрешать ликвидационные табели (наши выкупные сделки), так как все они в то время нуждались в деньгах.

Когда Правительство дало Польским крестьянам все их наделы безвозмездно, отдав за землю панам по оценке выкупными свидетельствами, Р. говорил, что осталась теперь очередь за Остзейскими губерниями, что надо ехать туда наделять крестьян землей. Проникнутый желанием пользы делу, пользуясь доверием высших инстанций и имея большую власть, Р. располагал со стороны почти всей Комиссии самыми лучшими к себе чувствами, ибо никто не видел в нем никаких личных стремлений и исканий; товарищи справедливо видели в нем хорошую силу; он же к ним относился в высшей степени доброжелательно, стараясь словом и примером внушить им любовь к делу, умеренность и экономию. Товарищи его были с разных концов России и из разных родов войска и учебных заведений, разного возраста, разного образа мыслей, но очень скоро в заседаниях комиссии на его стороне почти всегда составлялось большинство. Кроме заседаний Комиссий, которые бывали в Калише, он остальное время почти постоянно бывал в разъездах по разбору дел и только изредка, окончивши дела, позволял себе принять участие в какой-нибудь охоте за кабанами и козами, куда его, впрочем, приглашали часто, узнав, что "пан Презус" любит охоту.

Расстроенное здоровье Р. не позволяло ему долго продолжать службу по крестьянскому делу, но Я. А. Соловьев просил его не выходить в отставку, а причислиться к Учредительному Комитету, — в том предположении, что он опять сможет вернуться на службу, когда поправится его здоровье. Р. так и сделал.

В июле 1866 года Р. вернулся в свое имение — с. Покровское, Фатежского уезда Курской губернии. Найдя земские и мировые учреждения давно уже открытыми, Р., однако, не мог взять на себя какую-нибудь обязательную службу, так как здоровье его давно пошатнулось. Но в то время открылся такой простор общественной деятельности для каждого, что Р. всегда мог иметь столько дела, сколько хотел и сколько мог взять на себя. Открыты были училища, училищные съезды, училищные советы, земские уездные и губернские собрания, ревизионные комиссии, наконец, — Присутствия по крестьянским делам; везде в них Р. принимал горячее, по мере сил, участие в качестве Председателя или Члена Училищного совета, уездного и губернского гласного, почетного мирового судьи, члена Губернского по крестьянским делам Присутствия, члена Попечительного Совета и попечителя разных учебных заведений. Фатежское земство никогда не отказывалось от его услуг и ни в чем не препятствовало его деятельности; к сожалению, разбитое здоровье не позволяло Р. служить земству так, как бы он желал. Он посещал училища, сам давал уроки, экзаменовал, возился с учителями, проверял их, наставлял и помогал им. Он старался организовать в училищных советах дело народного образования, отстаивая интересы в уездных и губернских земских собраниях. Не пропустив, в качестве гласного, за все время ни одного ни уездного, ни губернского собрания, он являлся всегда постоянным и работающим членом Ревизионных комиссий и всегда и при всех обстоятельствах прямо и откровенно выражал свое мнение о делах и людях. В качестве члена ревизионной комиссий в Губернском земском собрании Р. потрудился еще над приведением в порядок отчетности Губернской Управы. Он нашел остатки земских сборов, не переведенные от старых учреждений, и старые недоимки, нигде не числившиеся, и убедил Губернское Земское Собрание назначить их на народное образование. Проводя принцип взаимной помощи, он исходатайствовал у Губернского Земского Собрания помощь голодающим самарцам. Сторонник и поборник реального образования, он возбуждал ходатайство о даровании прав поступления в Университеты реальным училищам. Искренно желал прогресса путем мирных реформ, он возбуждал вопрос о переселении крестьян из густо населенных местностей. Журналы губернских земских собраний, в которых он возбуждал важные вопросы экономического значения, свидетельствуют о горячем участии, которое принимал в них Р.; эти работы поглощали последние остатки его сил. Последние годы Р. был постоянно болен и не мог принимать в собраниях того деятельного участия, как прежде и как ему хотелось. Совершенно больной, едва дыша, он, однако, приезжал из своей деревни в Курск на каждое земское заседание, сопутствуемый целыми ящиками земских постановлений, отчетов, смет и т. п., в которых он любил рыться, отыскивая упущенные источники дохода, незамеченные остатки сумм и пр. В этом горячем интересе к вопросам общественной жизни он почерпал силу для забвения тех страданий, которые быстро приближали его к могиле. Но и больной, с прерывающимся голосом, останавливаемый на каждом слове глубоким кашлем, Р. до конца дней своих оставался в собраниях тою же нравственной силой, вдохновляющею на честное гражданское дело, направляющею на правдивый путь. Он скончался 6-го декабря 1880 года в с. Покровском. Узнав о его кончине, Губернское Земское Собрание, ценя в Р. его бескорыстную службу обществу, почтило его память своим высоким вниманием, постановив 9-го декабря 1880 года: 1) учредить стипендию имени Р. для лучшего воспитанника Курской Земской Учительской Школы, образовав для этого капитал в 6000 рублей, с тем, чтобы воспитанник имени Рутцена продолжал свое учение в одном из учительских институтов, без обязательности отслуживать земству; 2) поместить портрет Р. в зале Учительской Школы, которой он был одним из главных основателей и состоял членом Попечительного Совета до последнего времени; 3) отслужить в присутствии земского собрания панихиду по Р. в Учительской Школе и 4) выразить его вдове соболезнование Курского Губернского Земского Собрания письмом. Своим духовным завещанием Р. уравнял части дочерей с сыновьями и назначил 6000 рублей в пользу слушательниц Женских врачебных курсов. Живя последнее время почти постоянно в деревне, Р. очень интересовался успехами сельского хозяйства, вводил разные усовершенствования в обработке и севооборотах, устраивал крахмальные заводы, занимался садоводством. Живя постоянно в своей семье, он живо интересовался воспитанием и успехами детей, сам учил их математике, сам приготовил старшего сына в общий класс Московского Технического Училища, со старшей дочерью прошел из математики весь курс мужской гимназии и занимался со своими меньшими детьми. Один из друзей Р. так рисует портрет Рутцена: "Оригинальная высокая фигура, с седой гривой, беспорядочно откинутой назад, с лицом, полным ума, воодушевления, в костюме небрежном до крайности, — внушали какое-то особенное доверие и симпатию. Речь Р. была в высшей степени естественна, проста и жива, как откровенная дружеская беседа, но она, вместе с тем, сверкала такими яркими образами, таким тонким остроумием, поражала такою убедительною и строгою логикою, что бороться с нею было очень трудно, и перед нею часто умолкали самые решительные противные взгляды. Такой оригинальный ораторский талант, как Р., мог бы играть выдающуюся роль в политических и общественных собраниях и странах, где ценятся парламентские дарования. Но сильнее его дара слова влияли на решения Земского Собрания глубокие и цельные убеждения Р. Это был с головы до ног человек принципа, а не компромисса и не личностей. Это было до того всем ясно, что даже откровенные враги его почитали в нем эту нравственную стойкость".

"Русск. Стар." 1882 г., т. 33, стр. 597—624 (биографический очерк, с предисл. Е. Л. Маркова); В. В. Руммель, Родословный Сборник, т. II.

В. Н. М.

{Половцов}