Огнев

ОГНЕВ Николай (псевдоним Михаила Григорьевича Розанова) (1888—) — современный советский писатель. Р. в семье присяжного поверенного. Участвовал в революционном движении, подвергался арестам, но к определенной политической партии не принадлежал.

В творчестве Огнева четко обозначаются две струи, разделяющиеся хронологически: романтическая струя, захватывающая почти все дореволюционное творчество, но сказывающаяся и в отдельных пореволюционных произведениях, и реалистическая струя, ярче всего выраженная в «Дневнике Кости Рябцева». В ряде дореволюционных рассказов, как напр. в «Двенадцатом часе», О. находится под некоторым влиянием Л. Андреева и Ф. Сологуба. В них — апологетика смерти, умной силы, в то время как жизнь признается силой глупой. Самодержавный режим толкает героев О. искать жизненную правду вдали от «городских кротов», среди «лесных братьев», хотя автор сознает всю обреченность и тщетность подобного протеста против капиталистической цивилизации. В отличие от рыцарей «литературного распада» О. не занимается простым созерцанием наступившей реакции, а болеет за мир, за бессмысленное страдание людей, хотя это непримирение с действительностью у Огнева не доходило до революционно-пролетарского обобщения, а вызывало гуманистические жалостливые настроения.

В пореволюционных рассказах О. показывает себя писателем, агитирующим за жизнь и борьбу. Однако преодолеть дореволюционные настроения и мысли Огневу удается не сразу. Нотки старого, некоторое пристрастие к прошлому, к старине, а также восхваление старых героических времен в противовес «серым будням» дают себя знать и в «Дневнике Кости Рябцева», и в «Трех измерениях», и особенно в «Исходе Никпетожа».

В образе К. Рябцева О. рисует «историю молодого человека» поколения Октября. «История» не закончена, т. к. приключения Рябцева оканчиваются 1926 годом. О. не показал Рябцева и его сверстников на социалистической стройке.

В отличие от других авторов подобных «трилогий» (Л. Н. Толстого, Гарина-Михайловского) О. изображает Рябцева не в семейной обстановке, а в школе, не касаясь противоречий, существующих между семьей и школой. В свою очередь связи школы с широким миром социалистической практики недостаточно показаны Огневым.

Рябцев — советский человек. Цель своей жизни он видит в том, чтобы «прожить с пользой для себя и для других и притом бороться за всеобщий коммунизм». Костя прямолинеен, не терпит неискренности и в особенности двурушничества, несколько нигилистически относится к культурным ценностям старого мира. Костя — утилитарист, хотя и не узколобый деляга. Его интересует «все, вся жизнь». О. подчеркивает нелюбовь Рябцева к сентиментам, хотя вместе с тем он хороший товарищ, коллективист, способный на жертвы и геройство. С тонким юмором рисует О. школьную действительность, в обстановке которой формируется Костя.

Если школа для Рябцева «все равно, что дом, и даже интереснее», то вуз встречает его неприветливо. Материально-бытовые невзгоды, половые вопросы, гримасы нэпа — все это волнует Костю. Последняя запись в дневнике Рябцева — бодрая и оптимистическая запись не Кости, а самого О., который добродушно иронизирует над растерянностью своего героя, будучи уверен в переходном характере беспокоящих Костю обстоятельств.

В отличие от прямолинейного Рябцева другой герой дневника Кости — учитель Никпетож (Николай Петрович Ожогов), полно и с любовью обрисованный О., — раздвоенный интеллигент. Главная проблема, к-рой «ушиблен» Никпетож, — это судьба русской интеллигенции.

Собственно и для самого О. проблема положения интеллигенции в советских условиях является главной. Никпетож считает интеллигенцию одним фактом своего происхождения обреченной, не способной переродиться в условиях пролетарской диктатуры. Не разделяя взглядов Никпетожа, Огнев ставит своей задачей показать место интеллигенции в современной действительности. Самого Никпетожа Огнев вылечивает от пессимистических настроений, показывает его обновленным в деревне, в должности почтальона кольцевой почты. Показ включения интеллигента в практику пролетарской борьбы у О. страдает примитивностью. Мотив обреченности интеллигенции вновь выдвинут О. в интересном, хотя и спорном образе Калерии Липской. Гуманистка, индивидуалистка, она не мирится с советским бытом и кончает жизнь самоубийством. «Она не может не погибнуть», утверждает Огнев, и это утверждение неверно, так как в реальной социалистической действительности лучшая часть мелкобуржуазной интеллигенции находит условия для преодоления в себе и гуманизма и индивидуализма. Этот же мотив повторяется и в образе В. Шаховского, который также кончает жизнь самоубийством. Вместо «идейного расстрела» мелкобуржуазного индивидуализма и гуманизма Огнев лишь казнит физически носителей этих черт. Следы былого мелкобуржуазного гуманизма окончательно О. еще не изжиты, однако приближение писателя к пролетариату несомненно.

О. не дает большого и сложного сюжета и интриги. Сложный сюжет отсутствует не только в небольших его рассказах, но и в «Дневнике Кости Рябцева», представляющем совокупность эпизодов, скрепленных датами дневника и канвой психологического развития К. Рябцева и других.

Излюбленная О. форма дневника помимо положительных сторон — лиризма повествования — имеет и свои недостатки: не всегда автор имеет возможность выразить свое отношение к той или иной записи дневника. Как бы чувствуя это невольное «самоограничение», обусловленное формой дневника, О. часто вырывается за его пределы; особенно удачно он обходит этот «риф» в «Трех измерениях» путем комментария, ведомого «на полях» другим героем этой повести, и путем включения в повествование своих рассказов. Напрасно поэтому Огнев приходит к лефовско-литфронтовскому утверждению о «конце романа».

«Дневник Кости Рябцева» переведен на многие иностранные языки.

Библиография: I. Собр. сочин., 3 тт., изд. «Федерация», М., 1928—1929 (т. I — Рассказы, с предисл. А. Воронского; т. II — не выходил; т. III — Третья группа, Разбойничий форпост, Дневник Кости Рябцева, кн. II; том IV — Исход Никпетожа, Дневник Кости Рябцева, кн. III); Следы динозавра, Повести, изд. «Молодая гвардия», М., 1928; Три измерения, Роман, изд. «Федерация», М., 1933; То же, ГИХЛ, М., 1933; Начало жизни, Лит. композиция, изд. «Моск. т-ва писателей», М., 1933; Комсомольцы. Избранное, изд. «Молодая гвардия», (M.), 1933; Крушение антенны, Рассказы, изд. «Советская литература», М., 1933.

II. Рубановский И., О Косте Рябцеве и его дневнике, «Молодая гвардия», 1927, VII; Воронский А. К., Литературные портреты, т. II, М., 1928; Горбов Д., У нас и за рубежом, М., 1928; Селивановский А., Письмо Никпетожа. Вместо статьи, «На литературном посту», 1929, XIV; Замошкин Н., Изобилие эпохи, «Литературные межи», М., 1930; Пакентрейгер О., Заказ на вдохновенье, М., 1930; Ломтев Т., Заметки о языке «Дневника Кости Рябцева», «Народный учитель», 1933, № 1; Бочачер М., Расстрел индивидуализма (о творчестве Н. Огнева), «Книга — строителям социализма» (Художественная литература), 1932, № 35—36; Колесникова О., «Литературная газета», 1903, № 35, 29 июня; Ee же, «Октябрь», 1933, VIII; Русакова Е., Н. Огнев — молодежный писатель, 1933.

III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928.