Метонимия

МЕТОНИМИЯ (греч. Μετονυμία, переименование) — обычно определяется как вид тропа, в основе которого лежит ассоциация по смежности. Тогда как Метафора (см.) основывается на сравнении или аналогии таких предметов мысли, которые реально между собой не связаны (так принято думать), независимы один от другого, метонимия основывается на реальной связи, на реальном отношении между предметами. Эти отношения, делающие два предмета мысли логически смежными друг другу, могут быть разных категорий. Чаще всего классификация метонимий сводится к трем главным группам: или в основание деления кладутся отношения пространственные, временные и причинные, или же категории сосуществования, последовательности и логической внутренней связи. Но во всех этих попытках охватить и классифицировать все многообразные явления речи, которые принято определять как метонимии, не достигается ни отчетливости в дифференциации предмета, ни показания действительной логической родственности между собой всего того, что относят к метонимии, обособляя ее от других тропов, метафоры и синекдохи. Так, категории пространственная и временная в известных случаях объединяются категорией сосуществования (наприм., именование места в смысле его населения — «Украина глухо волновалась», — и именование периода времени в смысле явлений, которые происходили в его течение — «голодный год», «бронзовый век»). За отношением последовательности почти всегда скрывается и причинная, т.-е. внутренняя, логическая связь, почему нет серьезного повода разносить их по разным группам; одна внешняя, случайная последовательность, так же как и случайная пространственная смежность если и дает иногда основание для переименования предмета, то почти все такие случаи относятся к совершенно особым языковым явлениям, как разные условные диалекты (напр., воровской язык), детская речь и т. п. — никакой общей значимости такие переименования иметь не могут. Но если принять, что смежность в метонимии всегда так или иначе связана и с внутренней зависимостью, то и такая характеристика но может считаться вполне исчерпывающей сущность предмета, так как и в синекдохе (см.) отношение выражения к выражаемому не может быть ограничено одной внешней связью или смежностью части предмета и его целого. Все дело в том, что в основу определения метонимии должен быть положен какой-то иной принцип, который дал бы возможность обособить самую ее природу от логической и психологической природы и метафоры и синекдохи. Такой принцип пытаются найти, сосредоточив исследование на самых психических процессах, которые вызывают то или иное выражение (см. особенно Rihard M. Meyer, „Deutsche Stilistik“, 2 Aufl. 1913.) Справедливо полагают, что, исходя из одних только статических результатов, трудно избежать произвольности и противоречий в определениях природы явления. С этой точки зрения были сделаны попытки установить иного порядка различение между метонимией и родственною ей синекдохою. Последняя как бы отправляется от части (или признака) предмета, которая бросается в глаза, заслоняет собой целое: «Носорог», название диковинного зверя, «заплатанной», у Гоголя про Плюшкина, — характерные синекдохи, где часть выдвинута на первый план, а целое лишь соподразумевается. Метонимия же идет непременно от целого; которое так или иначе уже присутствует в сознании; она есть как бы явление сгущения мысли о целом в отдельное слово или выражение; здесь выражающее не столько замещает выражение, сколько выделяется, как существенное, в слитном содержании мысли. «Читал охотно Апулея»(Пушкин) означает только одно: сочинения (роман) Апулея; для определенного содержания мысли здесь существенно то, что выражается выделенным словом «Апулей» — это конститутивный, образующий элемент данной мысли. «Писать маслом» говорят художники вместо «масляными красками», в отличие от других красок немасляных, причем под маслом здесь не разумеется никакого особого масла, независимого от масляных красок. Вот почему метонимию можно характеризовать, и в согласии с этимологией этого слова, как своеобразное именование, переименование предмета сложного логического или материального состава по существенному, вообще или для данного воззрения на него, конститутивному его элементу. И вот почему, если метафору иногда определяют как сжатое сравнение, то метонимию можно было бы определить как своего рода сжатое описание. «Театр рукоплескал» говорим мы вместо «публика, собравшаяся в театре, рукоплескала»; здесь «театр» есть сжатое описание слитного понятия, сосредоточенное на признаке, который существен для данного воззрения: места, объединяющего разнородную толпу лиц и потому определяющего ее как целое. Точно также метонимия «окончить университет»сжимает выражение «курс обучения в университете»; или — другой пример: «Я три тарелки съел» (Крылов), где образ тарелки не мыслится нами раздельно от ухи, составляющей его содержание, но мыслится здесь лишь единое понятие «три тарелки ухи»; так и в летописном выражении: «унаследовать пот отца своего» мы имеем метонимию одним словом дающую сжатое описание трудов, сопряженных с унаследованной властью.

О метонимии см. в общих сочинениях по стилистике и поэтике, указанных в статье «тропы».

М. Петровский.